Цивилизация паразитов или кто управляет нами

Нами управляют паразиты. И это не фигура речи, не попытка изобразить красивую метафору. Все буквально. Паразиты создали наше общество в том виде, в котором мы его знаем. Наши отношения друг с другом – любовь, ненависть, дружба, вражда, ксенофобия – все это способы защиты. Паразиты дали нам религию, государство, определили социальный порядок. От них зависит в нашей жизни многое.

 

ФАКТ

Исследования (Mortensen et al., 2010) обнаружили, что, когда людям показывают фотографии, изображающие признаки болезни, у них моментально меняются две характеристики: снижается желание общаться и уменьшается открытость новому опыту. Ученые даже замечали, что люди при просмотре таких фотографий производят характерные жесты отталкивания руками.

 

Наш мир богат самыми разнообразными культурами – одни и те же люди, но как отличаются языки и диалекты, социально-экономическое и политическое устройство, традиции семьи и воспитания детей, одежда, религиозные убеждения, обычаи и кухня. В недавней статье, получившей широкий резонанс (Fincher & Thornhill, 2012), биологи из Университета Нью-Мексико в США выдвинули гипотезу о том, что многое из этого разнообразия определяют паразиты! А именно инфекционные заболевания, вызываемые паразитами, такими как лейшманиоз, лихорадка денге и многие другие.

 

ЧЕЛОВЕК – РЕЗУЛЬТАТ СЕЛЕКЦИИ

 

Начнем знакомство с этим необычным взглядом с паразитарной гипотезы социализации. Она говорит, что паразиты, инфекционные и патогенные заболевания являлись главной причиной болезней и смертности, играя ключевую роль в селекции человека на всем протяжении эволюции. Человек адаптировался к этим источникам заболеваний, защищая себя внутренней иммунной системой. Кроме нее, у нас есть поведенческая иммунная система – передовой рубеж, помогающий избежать заражения еще на расстоянии. Так, если мы видим неоднократно, что кто-то чихает, с большой вероятностью наша иммунная система активируется. Поведенческая иммунная система проявляется в чувствах, отношениях и поведении по отношению к другим людям, которые плохо выглядят, походят на больных или зараженных. Одним из проявлений поведенческой иммунной системы является избирательная социализация. Все мы склонны общаться с похожими на нас людьми. А проявляться избирательная социализация может по-разному (Fincher & Thornhill, 2008). Это может быть и этноцентризм – фаворитизм к членам своей же группы, и ксенофобия – нелюбовь к членам других сообществ и групп. Или столь распространенная филопатрия – стремление возвратиться в место рождения, проживать вместе с близкими людьми, не выходя за границы привычного.

 

Человечество приобрело несколько сотен различных паразитов, с которыми совместно эволюционировало последние несколько миллионов лет (Cox, 2002). Иногда это даже приводило к симбиозу – так, митохондрия, производитель энергии в клетках человека, в прошлом – паразитарная бактерия, до сих пор имеет свой независимый код ДНК (Searcy, 2003). Адаптируясь к этим бактериям, мы придумывали различные методы борьбы с ними, а они вырабатывали все новые ухищрения. Это поистине бесконечная гонка вооружений, которая закончится еще не скоро.

 

КАЖДОМУ ПЛЕМЕНИ – ПО МУТАНТУ

 

Адаптация привела к тому, что мы оказались весьма устойчивыми к некоторым паразитам и инфекциям, живущим по соседству. В то же самое время мы можем быть беззащитны перед незнакомыми, принесенными из другой местности бактериями. Это было подтверждено не раз. Так, Leishmania braziliensis – кожная форма лейшманиоза, которая передается через укусы комаров, была обнаружена в 124 разновидностях на территории Перу и Боливии. В 124 племенах было выработано именно 124 мутанта-паразита. Паразиты развивались вместе с человеком, и это формировало причудливую мозаику расселения различных племен (Rougeron et al., 2009). Такая же картина наблюдается в деревнях Судана – у каждой деревни есть свой уникальный штамм (Miller et al., 2007). Во многих индийских кастах – свои уникальные разновидности паразитов. Есть гипотеза, что сами касты образовались из-за различной адаптации к паразитам (McNeill, 1998).

 

Причем чем больше опасных бактерий в среде, тем меньше размер социума. Так, в регионах с высоким паразитарным напряжением больше этнических групп (Cashdans, 2001). И в этом свете не удивительно, что чем ближе к южным краям, тем больше народностей проживает на одинаковой по площади территории. Исследователь Джаред Даймонд в статье в Nature в 1997 году писал (Diamond, 1997), что во всей Европе всего лишь 63 языка, в то время как в Новой Гвинее около 1 000 языков.

 

АВТОКРАТИЮ К НАМ ЗАНЕСЛИ «ЧУЖИЕ»

 

Еще один любопытный факт – оказывается, идеи коллективизма и индивидуализма так же говорят о степени инфекционной зараженности (Fincher et al., 2008). Чем больше вероятности подхватить паразитарную инфекцию, тем популярнее в этом обществе идеи коллективизма.

 

Коллективизм подчеркивает границы между своей группой и другими, контакты между ними ограничены. А вот индивидуалистический подход более открыт к границам групп. Человек в идеологии индивидуализма волен развивать свою группу, менять ее и социально мобилен.

 

В то же время коллективизм всегда сопровождается в той или иной степени автократией, поддержкой традиционной роли женщины (подчиненной мужчине), ограничением проявления женской сексуальности. Индивидуализм – либерален и дает женщине все, что она хочет. Интересно, что женщины более свободны в северных странах, где паразиты выживают с трудом.

 

При этом в тех местах, где опасность заражения минимальна, избирательная социализация ослабляется и люди охотнее и чаще вступают в контакт с представителями других культур. Это ведет к новым возможностям в экономике и культуре, обмену товарами, технологиями и идеями. Например, подавляющее большинство инноваций в Китае исходит из северных регионов, где паразитарный стресс (1) ниже, чем на юге (McNeill, 1998).

 

КАК ПАРАЗИТЫ РЕГУЛИРУЮТ СЕМЬЮ

 

У всех есть родители, однако люди отличаются в том, насколько они близки и зависимы от своей семьи и как глубоко семейные связи простираются.

 

В ходе эволюции и в условиях сильного паразитарного стресса люди рядом с вами – единственная страховка от заболеваний. Держаться ближе друг к другу, ограничивать контакты с внешним миром – и адаптация к уже существующим паразитам позволяет выжить. Таким образом, жизненно важно и выгодно вкладываться в семью, и очень опасно стать изгоем. Если ты индивидуалист, не чтишь семью и ведешь себя, не оглядываясь на других, кто подаст тебе воды и разожжет костер, чтобы согреть, когда ты заболеешь?

 

Что характерно, семейные узы крепче всего именно в коллективистском обществе (Fincher & Thornhill, 2012). Но возникает и немного пугающая и печальная мысль: за последние пятьдесят лет, когда санитарные и гигиенические нормы и медицинское обслуживание нанесли ощутимый урон паразитарным инфекциям, количество разводов достигло 50%. Но если паразитарная гипотеза верна, то получается, что за крепость наших семей отвечали они?!

 

РЕЛИГИЯ – ЗАЩИТА ОТ ВТОРЖЕНИЯ

 

Если бы не паразиты, то мы, возможно, не были бы знакомы с таким явлением, как религия. Принадлежность группе имеет множество элементов, которые служат границей между «своими» и «чужими»: язык и диалект, одежда, песни, музыка, кухня и религия. Это границы разноуровневые – внешние, как одежда, и более глубинные, как верования. Мы можем распознать члена своей группы или чужака издалека – по одежде и прическе, а заговорив – по языку и тому, во что он верит. В этом смысле религиозность как элемент границы ничем не отличается о национальной кухни.

 

(1) Паразитарный стресс – разный уровень возможности заражения инфекционными заболеваниями, передающимися паразитами.

 

Участие в религиозной деятельности – занятие, требующее инвестиций: надо выучить основы, ходить на церемонии, платить и жертвовать деньги и прочее. К тому же это приносит определенные социальные выгоды – человек повышает статус в группе. Чем дороже вход и поддержание статуса в церкви и чем строже ее порядки, тем выше приверженность ее последователей и более предан своей группе человек.

 

Причем чем выше вероятность заражения паразитарными инфекционными заболеваниями, тем больше будет проявлений религиозности. Мета-анализ (Saroglou et al., 2004) исследований в 15 странах обнаружил, что религиозные люди благосклонны к ценностям социального порядка в его неизменном виде и не приветствуют открытость изменениям и независимость личности.

 

Норрис и Инглхарт (Norris & Inglehart, 2004) заметили, что религиозность ассоциируется с валовым национальным продуктом – чем хуже живут люди, тем больше они вовлечены в религию. В США по уровню религиозности в различных районах можно предсказать уровень неравенства в образовании, доходах семьей и расовых предрассудков (Delamontagne, 2010). Вдумайтесь, религия «приходит» к тем, кто беден и необразован. С точки зрения эволюции, она – один из адаптивных способов выживания в ужасных и опасных для здоровья условиях.

 

МЫ И ПАРАЗИТЫ – ВМЕСТЕ ИЛИ ПОРОЗНЬ?

 

Итак, теория объясняет и доказывает многочисленными данными, что распространенность паразитов и их эволюция вместе с человеком привели к разнообразию культур в нашем обществе, определяя в какой-то мере его дух, религиозность, семейные ценности, традиции и многое другое.

 

Как и всегда в науке, у теории есть и сторонники, и противники. В целом ученые не отрицают влияния паразитарного стресса, но отмечают, что необходимо больше исследований. Некоторые, например (Currie & Mace, 2012), отмечают, что паразитарный стресс, как и многие факторы экологического свойства, коррелируют с географической широтой. Есть и климато-экономическая теория (Van de Vliert, 2009), объясняющая многообразие культур климатическими условиями. Чем хуже условия жизни, тем больше люди защищаются от угроз социальными механизмами религии, семьи и общественного строя.

 

Факты накапливаются, и с каждым годом их все больше. Группа исследователей (Moore et al., 2013), недавно обнаружила связь между паразитарным стрессом и предпочтениями женщин: чем выше опасность заражения, тем больше женщины предпочитают мужественные лица партнеров.

 

Психологи из Университета Южной Флориды в Тампе (Vandello & Hettinger, 2012) дополнили теорию исследованиями о том, что происходит в так называемых «культурах чести». Обычно так называют общества, где уделяется большое внимание девственности. Как утверждает теория паразитарного стресса, группа старается не контактировать для создания семьи с чужеземцем из-за риска получить неведомое заболевание. С другой стороны, группа не может эффективно воспроизводить себя собственными ресурсами, практикуя инцест, из-за генетических мутаций. В этих условиях женщина становится ценным объектом, измеряемым ее «чистотой». Семья будущей невесты заинтересована в том, чтобы сохранить до брака ее непорочность во всех смыслах, потому что ее брак может служить трамплином к более высокому социальному статусу семьи, если она выйдет замуж за мужчину, стоящего высоко в иерархии общества. Ученые обнаружили корреляцию между паразитарным стрессом и «культурой чести». Никто не хочет испортить «ценный товар» курением, алкоголем или распущенностью.

 

Исследования ученых будут продолжаться, но даже того, что нам сегодня известно, достаточно для революционных изменений. Ведь, усилив санитарные и гигиенические нормы, мы не только снизим заболеваемость и смертность, но и распространим либеральную идеологию, уменьшим вероятность гражданских войн, социальное, экономическое и половое неравенство. Может быть, настало время сказать паразитам, нашим попутчикам по эволюционному пути, последнее «прощай»?

 

Ссылки для скептиков

Cashdan, E. (2001).

Ethnic diversity and its environmental determinants: Effects of climate, pathogens, and habitat diversity.

American Anthropologist, 103 (4), 968–991.

 

Cox, F. E. G. (2002).

History of human parasitology.

Clinical Microbiology Reviews, 15, 595–612.

 

Currie, T. E., & Mace, R. (2012).

Analyses do not support the parasite-stress theory of human sociality.

Behavioral and Brain Sciences, 35 (02), 83–85.

 

Diamond, J. (1997).

The Language Steamrollers.

Nature, 389, 544–546.

 

Denic, S., & Nicholls, M. G. (2007).

Genetic benefit of consanguinity through selection of genotypes protective against malaria.

Human Biology, 79, 145–158.

 

Fincher, C. L. & Thornhill, R. (2008).

Assortative sociality, limited dispersal: Infectious disease and the genesis of the global patterns of religious diversity.

Proceedings of the Royal Society of London, B: Biological Sciences, 275, 2587–2594.

 

Fincher, C. L., & Thornhill, R. (2012).

Parasite-stress promotes in-group assortative sociality: The cases of strong family ties and heightened religiosity.

Behavioral and Brain Sciences, 35 (2), 61–79.

 

Fincher, C. L., Thornhill, R., Murray, D. R., & Schaller, M. (2008).

Pathogen prevalence predicts human cross-cultural variability in individualism/collectivism.

Proceedings of the Royal Society, B: Biological Sciences, 275 (1640), 1279–1285.

 

Iannaccone, L. R. (1994).

Why strict churches are strong.

American Journal of Sociology, 99, 1180–1211.

 

McCleary, R. M. & Barro, R. J. (2006).

Religion and political economy in an international panel.

Journal for the Scientific Study of Religion, 45, 149–175.

 

McNeill, W. H. (1998).

Plagues and peoples. Anchor.

 

Miller, E. N., Fadl, M., Mohamed, H. S., Elzein, A., Jamieson, S. E., Cordell, H. J., Peacock, C. S., Fakiola, M., Raju, M., Khalil, E. A., Elhassan, A., Musa, A. M., Ibrahim, M. E., & Blackwell, J. M. (2007).

Y chromosome lineage- and village-specific genes on chromosomes 1p22 and 6q27 control visceral leishmaniasis in Sudan.

PLoS Genet, 3 (5), e71.

 

Moore, F. R., Coetzee, V., Contreras-Garduсo, J., Debruine, L. M., Kleisner, K., Krams, I., Marcinkowska, U., Nord, A., Perrett, D. I., Rantala, M. J., Schaum, N., & Suzuki, T. N. (2013).

Cross-cultural variation in women’s preferences for cues to sex- and stress-hormones in the male face.

Biology Letters, 9 (3).

 

Mortensen, C. R., Becker, D. V., Ackerman, J. M., Neuberg, S. L. & Kenrick, D. T. (2010).

Infection breeds reticence: the effects of disease salience on selfperceptions of personality and behavioral avoidance tendencies.

Psychological Science, 21, 440–447.

 

Norris, P. & Inglehart, R. (2004).

Sacred and secular.

New York: Cambridge University Press.

 

Rougeron, V., De Meeыs, T., Hide, M., Waleckx, E., Bermudez, H., Arevalo, J., Llanos-Cuentas, A., Dujardin, J.-C., De Doncker, S., Le Ray, D., Ayala, F. J., & Baсuls, A.-L. (2009).

Extreme inbreeding in Leishmania braziliensis.

Proceedings of the National Academy of Sciences, 106 (25), 10224–10229.

 

Saroglou, V., Delpierre, V., & Dernelle, R. (2004).

Values and religiosity: a meta-analysis of studies using Schwartz’s model.

Personality and Individual Differences, 37 (4), 721–734.

 

Searcy, D. G. (2003).

Metabolic integration during the evolutionary origin of mitochondria.

Cell Research, 13, 229–238.

 

Sosis, R., & Bressler, E. R. (2003).

Cooperation and commune longevity: A test of the costly signaling theory of religion.

Cross-Cultural Research, 37, 211–239.

 

Van de Vliert, E. (2009).

Climate, affluence, and culture. Cambridge University Press.

 

Vandello, J. A., & Hettinger, V. E. (2012).

Parasite-stress, cultures of honor, and the emergence of gender bias in purity norms.

Behavioral and Brain Sciences, 35 (02), 95–96.

Цивилизация паразитов или кто управляет нами